������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������ ������������������������������������������������������������������������

"Когда я вижу лукавую физиономию Армстронга - или с надутыми щеками, потому как рот заткнут трубой, или с улыбкой до ушей - мне становится легко и хорошо... А когда он с американской непосредственностью начинает коверкать слова "Очей черных" - хочется тут же начать петь... Что частенько и делаю.

Свет, что исходит от этой звезды, щедр и ярок - без особых изысков у утонченных сложностей. Это то самое счастье, которое всем и каждому, до конца и без остатка... Армстронг смог это сделать.

А Колтрейн смог удивить меня. Привыкнув к негритянскому джазу и полюбив его за непосредственность и расточительность светлых и простых эмоций, я нашел в музыке Колтрейна интеллектуальность и изысканную чуткость, восхищающую своей глубиной и сложность.

И вдруг увидел его портрет. И офигел... Как смоль. И физиономия... Открытая и щедрая. Как у меня, когда я смотрю в зеркало...

Так эти двое и стали для меня воплощением двух полюсов одного удивительного мира. Мира джаза."